Аглая переступила порог полной закоулков, зер-
кальных отражений и антикварных вещей квартиры
в старом Яффо. Шурша кожей, браслетами, юбками
и мыслями, мимо просквозила ливийка Фаруда.
Аглая проводила ее взглядом и быстро прошла
длинным коридором в кабинет. Упершись в бледно
зеленеющие булыжники глаз Старика, она сдержан-
но поздоровалась.
Старик был не один. Он сидел лицом к двери,
вместо пледа его ноги были покрыты сегодня бе-
жевого шелка одеялом. Его собеседника из–за рас-
труба напротив поставленного кресла Аглая рассмо-
треть не могла.
Она подошла, встала рядом с незнакомцем, ожи-
дая дальнейших указаний. Упавшими в мешки мор-
щин глазами Старик с трудом указал ей на резной
стул. Она присела на самый краешек его, почему-то
боясь даже глянуть на незнакомца.
– Эглая, познакомься. Это мой племянник, Вульф.
Он живет в Германии. – Старик долго собирал слюну
и, с трудом сглотнув ее, продолжил. – Он в Израиле
будет находиться… некоторое время… месяц, может
быть… По делам нашего семейного бизнеса...
– Так у Старика есть бизнес!? Интересно! – уди-
вилась Аглая, но удивление, конечно же, на ее лице
никак не отпечаталось.
Она продолжала сосредоточенно слушать.
Старик, сделав две–три паузы, в очень скупых и
неокрашенных словах объяснил ей многое.
Итак, что будет.
Во-первых, Вульф в ее рабочие часы будет при-
сутствовать в кабинете. Зачем – непонятно, но Бог с
ним, не это важно. Важно то, что она должна будет
провести с этим молодым иностранцем несколько
дней. Два, три, четыре, десять – сколько понадо-
бится. Точные инструкции – где и когда, последуют
позже. Работа будет оплачена щедро.
Об этом не говорилось. Но Аглая абсолютно четко
усвоила, что под словом «день» имелся в виду дей-
ствительно день, а не ночь. Что платить ей будут за
работу, а не за услуги, которые она, как всякая поря-
дочная женщина, всю жизнь оказывала безвозмезд-
но, невзирая на финансовые и прочие возможности
некоторых лежавших рядом мужчин. Движимая
разными мотивами, обуреваемая крайними чувства-
ми и подталкиваемая всеми возможными и даже аб-
солютно невозможными для порядочной женщины
состояниями, она ни разу не вписала в свиток своей
виновности – продажность...
Итак, ей предложено стать женщиной по сопро-
вождению, без оказания интимных услуг. Так, ка-
жется, пишут в объявлениях? Вполне приемлемое
предложение…
...Объясняя условия, Старик смотрел на нее свои-
ми немигающими, цвета виноградной кожуры с ко-
сточками–зрачками посредине, глазами. Но Аглая
практически не двигалась. Спросив, наконец, со-
гласна ли она, и получив это согласие, он перевел
взгляд на гостя.
Тот встал, умело прихватил бутылку салфеткой,
налил красного вина в пустой бокал, стоящий на
столе, подал его Аглае. Она, в свою очередь, улыбну-
лась улыбкой под номером 26, посмотрела нежным
взглядом с тем же порядковым номером и – оторо-
пела.
За спиной, раскалывая каменную оболочку зем-
ли на огромные, шипящие от жара булыжники,
растаскивая на части по подвалам преисподней
человеческие тела, бушевала страшная нутряная
сила земли – обезумевши и озверевши. Потоки воя
неслись к блеклым небесам.
Аглая схватилась одной рукой за горло, в ко-
тором застрял едкий дым, другой – за талисман,
висящий на груди. Талисман этот, сделанный ее
любимым Юрчиком специально для нее, и только
для нее, она не снимала никогда.
Густая смола черным вороном летела ей вслед,
кожа на ступнях волдырилась и сползала с подпа-
ленного мяса.
Аглая дернула на себя дверную ручку, контур ко-
торой едва различила, распахнула дверь и упала на
острые камни глаз Фаруды.
* * *
Средиземное море тихонечко пело вечернюю
песню маленьким рыбкам, дремавшим в своих со-
леных колыбельках. Аглая стояла на берегу, босая,
потерянная, заплаканная. Потом села прямо в воду.
Прошел, может быть, час.
Она с трудом поднялась, стащила мокрое платье,
выжала подол, дошла до одиноко торчащего зонти-
ка, повесила платье на перекладину. Оглянувшись,
сняла и трусики.
Вдалеке послышались голоса. Аглая насторо-
жилась. Голоса приблизились. Мужские... И один,
кажется, женский... Подтянув живот и сцепив руки
за спиной, она встала в позу Венеры Милосской
Приближающиеся голоса обрели контуры... Формы...
Так и есть – двое мужчин и женщина...
Женщина шла впереди, дымя сигаретой и хрип-
ло что-то доказывая семенящему рядом с ней спут-
нику. Второй был помассивнее своего товарища и
шел чуть поодаль от связанной мелкой разборкой
парочки.
– Любимый! – нежно позвала его Аглая.
Мужчина повернул голову на голос. Аглая услы-
шала, как он жадно сглотнул слюну. Сама же она
стояла недвижимо, устремя полный света и нежно-
сти взгляд на тускло поблескивающее море.
– Ицхак! Сюда! – зычногласо дернула его за не-
зримый поводок женщина.
Засунув руки в карманы и словно бы ища там
что-то, «любимый» торопливо покинул музей под
открытым небом, озираясь испуганно время от вре-
мени.
Двигаясь предельно осторожно и на самой низ-
кой скорости, но при этом дважды проскочив неча-
янно на красный свет, Аглая наконец-то оказалась
дома.
Следы жизнедеятельности ее верного Алика были
повсюду. Хозяйка заглянула в раковину. Маленькая
рюмка, ее любимая вилка, какая-то слизь...
Она открыла шкафчик. Бутылка водки наполо-
вину пуста. Так.
Наскоро сполоснувшись, Аглая на цыпочках про-
шла в спальню, не включая свет, легла.
Голова кружилась от усталости и боли, растек-
шейся под черепом как медуза. Владелица головы
тоже напоминала себе медузу – полудохлую Медузу
Горгону.
Среди ночи она проснулась оттого, что чувство-
вала – надо проснуться. Резко подняв голову с по-
душки и сильно тряхнув ею, она увидела Нечто.
Вернее – это был Некто. Еще вернее – Алик.
Голый, с густо намазанными на узкую грудь и
впалый живот волосами, он страшно смотрел на нее
и мычал, как корова перед закланием – устрашаю-
ще-обреченно. Его худенький член торчал как блед-
ный пророст из весенней картошки, и, казалось, рос
на глазах.
Аглая чуть не подавилась от смеха.
– Сдурел, что ли? – спросила она.
– Я хочу тебя, – объявил Алик торжественно.
– Вижу, – ответила Аглая. – Ну и что?
– Ты будешь моя. – Алик пошатнулся.
Аглая судорожно зевнула, по привычке прикрыв
рот ладонью. Потерла виски, встала, подошла вплот-
ную к все отступающему одноразовому любовнику.
Тот, прикрывая быстро сворачивающийся отросток,
отступал. Аглая одной рукой открыла дверь, другой
вытянула длинный пояс из висящего на двери халата.
– Аглая, я... хочу... тебя, – часто и жалобно дыша,
поднывал жилец.
– Скотина! – заорала Аглая. – И из–за этого
дерьма ты меня разбудил!
Алик насупился и, кажется, начал трезветь.
– Ну ладно, чего ты, – попытался он защититься.
– Я же думал...
– Ты – думал? – изумилась Аглая. – Что ты во-
обще можешь думать!
– Ну, мы с тобой... это... в общем...
Коронованная гневом особа медленно опусти-
лась в кресло.
– ...Нам же так было... хорошо... – робко оправ-
дывался Алик, шаря глазами, что бы на себя наки-
нуть.
Аглая слушала.
– Ты же говорила...
Аглая встала, из соседней комнаты принесла его
штаны, кинула.
– Так что я говорила? – спросила она пытающе-
гося попасть в штанины волосатыми ногами жиль-
ца. – И кому было хорошо?
– Ты? Что ты… э-э… говорила? – Алик поднял
голову и задумался. Но ответил только на второй во-
прос.
– Нам.
– Я?.. Говорила? – повторила с напором Аглая.
– Я хочу услышать, что я говорила.
– Ну, в общем, как это... Ну, и так же понятно.
– Что – понятно? – широко распахнув глаза,
спросила она очень тихо.
Она почти увидела: фигурки тысяч аликов, по-
хожих на кроликов с ободранными шкурками, на
четвереньках быстро-быстро бегут по трясу-
щейся наклонной плоскости, белые стены домов
рушатся, падают, давят их…
Необъяснимая картина этого ужасного чув-
ствознания становилась все отчетливее, окружа-
ющая ее реальность – все туманнее.
Она видела, как за ее спиной! – как это можно
увидеть! – в разорванные криком рты полуобна-
женных женщин… цепляющихся за набитые скар-
бом мешки… за огромные, еще не разбитые сосу-
ды… вливаются потоки черной густой смолы…
Как у немощных стариков… проклинающих небо…
вылетают облитые похотью глаза из глазниц…
Она видела!
Она видела себя, карабкающуюся по скале, и
впереди – детскую пяточку.
Маленькую, нежно-розовую пяточку, с вот-
кнувшимися острыми колючками и тонкими ца-
рапинами.
– Аглая, что с тобой, – тряс ее перепуганный
Алик со стаканом воды в руке. – Я же ничего такого
не сказал... Что с тобой, успокойся.
– Чья это пяточка? – спросила Аглая, глядя на
него огромными, вычерченными синим, кругами
глаз.
– Какая пяточка? Я ничего не говорил про твои
пяточки...
Аглая медленно выпила воду и побрела досы-
пать.
* * *
На часах было три. Густо-лохматая сентябрьская
ночь вовсю прелюбодействовала в темноте с шоро-
хами одиноких шагов, шепотом моря и ветром, за-
дирающим подолы фонарному свету.
Вульф, сидя в огромном кабинете Старика, думал
об Аглае. Вернее, о ее украшении.
О талисмане, неизвестно каким образом воссо-
зданном – из праха, из вселенской пыли – этим ее
шизофреником-другом... Юрием Гольдштейном...
о древнем талисмане рода... на стройной шейке... в
общем-то, довольно красивой… русской... девки... со
странно-пронзительным именем.
Тяжелая шелковая штора, подсвеченная зеле
новатой луной и напитанная тревожными запаха-
ми моря, вычерчивала на полу плавные синусоиды.
Огромные книжные шкафы красного дерева, хму-
рые и очень старые, походили на корабли, полные
сокровищ. Корабли, застигнутые штилем в стари-
ковской квартире – этом сокрытом от посторонних
глаз антикварном угрюмом порту.
Вульф тихо и как бы крадучись подошел к одно-
му из шкафов, дальнему. Долго рассматривая тем-
ные от времени корешки с пожухлым золотом букв,
наконец, потянул одну из книг. Пленница застона-
ла кожей переплета и слегка наклонилась. Вульф
усмехнулся: вязь кириллицы ему, знавшему так
много, была неведома. Аккуратно вдавив томик на
место – это был третий том из собрания сочинений
Даля – он закрыл шкаф.
Вульф продолжал думать об Аглае, которую
впервые увидел два года назад, в Мюнхене, в буки-
нистическом магазине.
…Она стояла почти спиной к нему, разглядеть
он ее не мог, да и не имел обыкновения обращать
внимание на женщин с улицы. Оставалось загадкой,
почему все же его взгляд ухватил обнаженное заго-
релое плечо незнакомки, прядь волос, каких-то па-
лево-осенних, кисть руки, которой она поглаживала
томики в сафьяновых переплетах.
В ту минуту ему и в голову не могло прийти, что
он, столь занятый и знатный человек, будет сегод-
ня весь день – и завтра, и послезавтра, и почти год!
– охотиться за призраком в белом бязевом платье из
книжного магазина.
...Незнакомка перекинула сумочку на другое
плечо, на секунду прижалась лбом к книгам, резко
отстранилась от стеллажа, повернулась и быстро,
как-то ранено-летяще пошла в его сторону.
Все быстрее приближаясь, она не замедляла
шага. Вульф, зачарованный зрелищем несущейся
ему навстречу светловолосой мелодии, не успел от-
страниться. Незнакомка врезалась в него, как птица
врезается в прозрачную невидь окна. Он схватил ее
за плечи, пытаясь удержать. Она смотрела на него
– и сквозь него – наполненными сполохами света и
муки глазами, через секунду глаза начали чуть тем-
неть и наполняться земными отражениями.
– Простите! Ради Бога простите, – поразительно
искренне сказала она и пошла к выходу – уже мед-
ленно.
Вульф смотрел ей вслед и ладони его горячели.
Будто вместе с пульсирующей кровью в них билось,
и трепетало, и рвалось на части маленькое невиди-
мое сердце женщины, брошенной ему в руки.
Но это было не все. Это даже не было главным:
Вульф уже давно научился не реагировать на глупо-
сти, которые все реже, впрочем, нашептывала пута-
ница-душа…
Но сейчас из колоды судьбы – кажется? – выле-
тела его карта. Его шанс. Шанс... на спасение?
В глаза Вульфу все еще били немыслимые споло-
хи всесожжения из глаз незнакомки… вместе с ис-
крами к темному небу летели дымные легкие воло-
сы... на полуобнаженной груди... на нежном шелке
кожи ... лежал... ЗНАК.
«Этого не может быть!» – стукнуло в висок от-
чаяние.
Но клокочущая радость обретения уже завихри-
вала кровь.
«Этого не может быть! Этого знака нет. Он про-
пал... Бесследно! Откуда родовому талисману взять-
ся у этой сумасшедшей красотки!»
Он медлил.
Потом он очень жалел, что медлил, что в ту же
минуту не бросился вдогонку за златоглазой стран-
ницей, увы, умеющей растворяться в пустынности
улиц. Это промедление почти стоило ему жизни:
срок, откарканный полоумной старухой в шелковых
со слониками штанах, сжался до ничтожной мало-
сти.
